Третья мировая 80-ые - Страница 74

— Далековато, но такое впечатление, что вон те два «Сториса» готовятся к водолазным работам. На корме одного устанавливают лебёдку для спуска тяжёловодолазов. Ох, чую! те гости-«тюлени», что прилетели, на работу завтра пойдут. Как бы они на нашу подлодку не вышли…

— Тащ каптриранг! вон они те штабели, прямо по курсу.

— Давай контейнер за спину и поползли.

Возле штабелей пара водолазов залегла и принялась за доразведку. Путём нехитрых умозаключений Иванов высчитал те ящики, которые сегодня с утра будут забирать на батареи. Осторожно сняли один из верхнего ряда, отволокли с открытого пространства и принялись осторожно вскрывать. В ящике ровными рядами, переложенные промасленной бумагой, лежали неснаряженные патронные ленты зенитных пулемётов.

— Ага, ясно! скорее всего, короба патронные переснаряжают полностью что в штатном боекомплекте, что на складах батарей. Ну-ка, посмотри в тех ящиках, которые по твоим словам разгружали, — толкнул Иванов матроса.

Мошарук прополз по рядам и вытыщил один из ящиков. Подтащил к каптри, вскрыли. Действительно, старые ленты.

— Морской воздух, туман, резкие перепады температур, — резюмировал командир тройки, — вот и приходиться постоянно переснаряжать, а старые ленты скорее всего здесь где-то в мастерской на базе обслуживают.

Водолазы аккуратно вынули несколько слоёв лент и заложили первый заряд, запустив таймерный взрыватель. Таким образом снарядили еще несколько ящиков, использовав весь запас мин из контейнера. Ящики аккуратно расставили на свои места, высвобожденные ленты, долго не думая, утопили в море возле причала. Проверили еще раз штабеля. Осмотрелись на предмет наличия оставленных следов и ушли в воду. Лосев, остававшийся на базе, доложил, что всё тихо и благопристойно. В расчётное время укладывались, был даже небольшой запас, который использовали для восстановления сил и короткого перекуса. Оставался еще один длинный переход морем за катерный причал. После выхода на берег подгруппе «Море» предстояло работать уже на суше как простым диверсантам.

* * *

Два пленных русских морских пехотинца валялись в камере гауптвахты морской базы и лениво перебрасывались фразами, изредка косясь на физиономию военного полицейского, наблюдавшего за ними сквозь дверную решётку.

— Смотри, Кошак, опять янкес пялится, уши греет, — сказал морской пехотинец, представившийся на допросе матросом-пулемётчиком Булыгой.

Матрос намного меньше габаритами и, судя по внешнему виду, намного младше по возрасту, чуть пошатываясь, встал с лежака и побрёл к решётчатой двери.

— Здаров, полицай, дай закурить, — на довольно неплохом английском произнёс он и, обессиленный всего двумя шагами, сделанными от нар к решётке, вцепился в прутья и тяжело задышал.

Американец, удивлённый тем, что израненный морпех смог добрести до двери и попросил на английском закурить, отпрянул от решётки и угрожающе вскинул ствол винтовки. Морской пехотинец криво улыбнулся и чуть скорчился:

— Не бойся, я же безобидный, как медвежонок Тэдди! дай закурить, видишь умираю, — матрос снова скорчился и чуть слышно простонал.

Военный полицейский оглянулся по сторонам, вытащил из-за пазухи пачку, достав сигарету, прикурил и с опаской подал сквозь прутья решётки.

— Наше вам с кисточкой, — непонятно пробормотал моряк и, пошатываясь, побрёл к лежанке.

— Кошара, ты не охренел курить в помещении?! — с удивлением переспросил его второй морпех.

— Тащ капитан, да ну его, какой он часовой?! карикатура из «Крокодила» какая-то! наш бы ведро хлорки уже в камеру сыпанул и водичкой полил, а этот пялится как на зверушек в зоопарке.

— Кошара, там кореша твоего, Пашу вроде, в чувство привели, доктор у них нормальный. Мне их майор на допросе рассказал, завтра нас вместе с ним на аэродром в городок перевезут, а потом вроде как дальше в плен, на Аляску.

— Тащ капитан, а чего они нас на Аляске — в концлагерь поди засунут?

— А хрен их поймёт, что у них там. Наша разведка и замполиты говорили вроде в Джуне у них что-то такое есть для наших пленных. Как содержат — без понятия.

— Может когти подрежем?

— Уже раз попытались бестолку. Мало нас, а теперь вообще двое осталось, радюга тот между жизнью и смертью в свободном падении завис.

Морпехи еще немного посудачили. Матрос по прозвищу Кошак докурил американскую сигарету и, решив не искушать удачу, чуть поворочавшись заснул.

Военный полицейский, дежуривший у камеры, при смене доложил, что с русскими всё в порядке, вели себя тихо, тому матросу, что поменьше, очевидно очень плохо от полученных ранений.

Негр из обслуги принёс судки с ужином для пленных и с интересом уставился на лежащих русских морпехов.

— Симмонс, давай-давай отсюда, ничего здесь интересного, — спровадил его военный полицейский.

— Роберт, дай хоть одним глазком! а то я какой день на войне, а их так и не видел. Говорят, у них бородищи до пояса..

— Марти, две секунды — не больше! не дай бог Керри кто доложит, что ты здесь больше положенного времени ошивался. Вон они — валяются на нарах. Тот, что помоложе, совсем плох, а тот «баскетболист» еще ничего — на допросе был, пришёл сам, без бородищи, по нашему неплохо говорят, на бриттов похожи.

Симмонс вытянул шею, заглядывая через решётку.

— Это и всё? Какие-то работяги с рабочих кварталов, я то думал!

— Всё, всё! Давай, Марти, отсюда! мне этих комми еще покормить надо! после смены вечерком подходи, поболтаем.

— Окей-окей, для тебя у меня всегда есть с чем и о чём поболтать!