Третья мировая 80-ые - Страница 85

Сигарету выкурили в несколько затяжек. Томкинс, стоявший возле двери, ерзал от страха.

— Гы, Томкинс! а как ты насчёт пары затяжек с отбросами американского общества и врагами дяди Сэма? — подначил его Кошкин.

Симмонс зашёлся в хохоте и, подхватив бычок, торжественно понёс его к двери.

— Отойди, ниггер! — отпрянул полицейский от решётки.

— Да ладно тебе, я вот тут на порожке положу.

Марти аккуратно просунул руку сквозь прутья и положил тлеющий окурок на порог. Полицейский подождал, пока Симмонс отойдёт, и, видно решившись, быстро поднял окурок и, сделав пару хороших затяжек, добил его и бросил в камеру.

— Рядовой Симмонс, сделай из бычка утопленника! — приказал Булыга и коротко хохотнул.

Марти, улыбаясь, поднял бычок и аккуратно спустил его в унитаз.

— Тащ капитан, а помните как мы двадцаточку пробежали, чтобы такой же «бекас» похоронить? — начал вспоминать Кошкин.

— А тож! я же предупреждал, что в гальюне не курят.

— Марти, а ты в курсе, что в Совесткой армии солдат, пойманный за курением в неположенном месте, в составе своего взвода совершает кросс по пересечённой местности? — Кошкин под влиянием дурмана начал довольно ловко лопотать на английском.

— Зачем это, Кот? — не понял Симмонс. — Расскажи, мне же интересно как воспитывают солдат в Советах.

— Эээй, Кот, расскажи! Стоун, прикажи ему рассказать, страшно интересно, — вдруг подал голос Томкинс из-за решётки.

— Ты смотри-ка, и этого разморило, — удивился на русском Булыга, — ну-ка, Кошара, затрави противнику военно-морскую баечку, да от души!

— Я не могу раскрывать секреты непобедимости Советской армии, — начал для вида ломаться Кошкин, — но, так как я очень любил читать книжки дедушки Гайдара, то пожалуй за банку варенья и пачку печенья все расскажу, — возвестил матрос, путая английские и русские слова.

— Эй, черномазый, ты понял, что он сказал? — переспросил Томкинс у Симмонса, ерзавшего в нетерпении в ожидании рассказа.

— Он обещал рассказать нам какой-то важный секрет, если ты угостишь его вечерним чаем и крекерами с джемом! по-моему так!

— Ого, в принципе за военный секрет недорого, да и я сам бы, честно говоря, от чего-нибудь сладкого не отказался. Вот задача-то! Ниггер, придумай что-нибудь и мы услышим военную тайну, — нёс околесицу одурманенный Томкинс.

— У тебя же телефон есть, позвони на пищеблок. Там сейчас Джейки Краповитц должен дежурить, скажи от меня. Попроси собрать передачку на тюрягу для Марти, с вечерним чаем пусть передадут. Один хрен на смены чай готовят и сюда занесут.

— Окей-окей, ниггер! у тебя смотрю везде братва имеется, — обрадовался Томкинс и начал названивать по телефону.

— Слышь, там на пищеблоке этот Джейки пароль требует!

— Пароль «Рыба-Меч»! — возвестил Симмонс и снова захохотал.

— Всё в порядке, процент с передачки мой, иначе прикрою эту лавочку!

— Договорились!

— Кооот!!! — заорали они в оба голоса, — ты обещал раскрыть нам секреты непобедимости Советов!

— Кошкин, ты истинный пропагандон! — восхитился Булыга. — Смотри как янкесы о нашей непобедимости запели! сейчас даже пошамать притащут.

— Ну вы же меня знаете, шеф! — скокетничал Кошкин и снова испустил стон, который вызвал приступ неконтролируемого смеха у всех в камере.

— Ну так слушайте, — матрос сделал театральную паузу и начал рассказ о том, как в советской морской пехоте проходит торжественное захоронение окурка. Рассказывал — то понижая, то повышая интонацию, с паузами, вздохами, стонами и жестикуляцией. Причём довёл накал страстей до того, что на фразе «И тут несчастный окурок бросают в могилу размерами два на два метра», Симмонс в страхе подскочил с лежанки, а Томкинс начал метаться за дверью. Кошкин остановился и переспросил на русском Булыгу:

— Командир, а тебя-то хоть зацепило чутка?

— Не, это я так видимость поддерживаю, — сокрушённо ответил Булыга и развёл руками.

В этот момент Томкинс, услышав звонок, подошёл к входной двери, осмотрел пришедшего в глазок и с серьёзной миной отворил дверь, пропустив рабочего с пищеблока.

— Вечерний чай, сэр, — произнёс молодой чернокожий парень и с опаской уставился на полицейского.

Томкинс, еле сдерживая рвущийся наружу дурацкий смех, скомандовал пленным и заключённому:

— Лицом в стену, не шевелиться!

Морпехи, лежащие на нарах, отвернулись, Марти уткнулся лицом в стену, стараясь не расхохотаться. Томкинс просунул судки и термос с чаем внутрь и выпроводил посыльного. Передачка с пищеблока, собранная персоналом по просьбе Симмонса, оказалась то, что надо. Даже Томкинс утолил свой голод и вдоволь напился чаю.

— Эй, Кот! ты же обещал рассказать секрет, — сыто отдуваясь, позвал он Кошкина, — давай рассказывай, а то мне смена уже скоро придёт.

— А секрет нашей непобедимости… — Кошкин снова выждал, подогревая внимание аудитории, — секрет наш в надолбах, выдолбах и долбоёбах!!!

Американцы, внимательно вслушивающиеся, попытались запомнить эти странные слова. Булыга всё-таки расхохотался. Вскоре Томкинс сменился, пожелав всем спокойной ночи. Новый часовой был неразговорчив и хмур. Постепенно пленные и темнокожий заключенный, рядовой Симмонс, уснули. Старший дежурной смены военной полиции гарнизона выдал сменившемуся Томкинсу бланк опросного листа, в котором он должен был описать поведение пленных и заключённого Симмонса. Полицейский долго смотрел на лист, не понимая, чего от него хотят, потом нарисовал на нём чёртиков и отправился спать. Ворочаясь на кровати в комнате отдыха дежурной смены, он повторял странное слово «далбойопы», решив как-нибудь блеснуть эрудицией.